Портные и ювелиры тоже могли быть довольны — такого количества заказов на карнавальные платья и новые украшения они не получали с самого совершеннолетия наследника.
Кафедра алхимии Академии Айко расстаралась, и обеспечила фейерверками, шутихами, искрящимися свечами и прочей пиротехникой не только бал во дворце, но и городские празднества, а кафедра механиков специально к этому дню усовершенствовала часы в храме Лёра Пресветлого, и теперь каждый час они не только отбивали время, но и демонстрировали жителям незатейливый спектакль в исполнении бронзовых фигурок, которые сражались на мечах, кланялись, танцевали и Боги знают еще что делали. Первый пуск новшества состоялся в полдень и вызвал у жителей и гостей столицы полный восторг.
Радовались и детишки, у которых по случаю торжеств отменили занятия в гимнасии. Радовались содержатели терм — еще бы, наплыв из желающих помыться, побриться и завиться, вполне мог поспорить с наплывом народа в харчевни и кабаки.
Во всех храмах шли торжественные службы за здравие царствующей фамилии и коронессы Софии лично. Зрелище это было торжественное и завораживающее, так что тоже вполне пользовалось успехом, ну а где храм, там и жертвы. Подданные Арина III считали, что уж в такой день их молитвы обязательно будут услышаны. Тем более, что весть о том, что первый советник сразил мантикора распространилась по городу, а авгуры поспешили объявить это добрым предзнаменованием. Слухи о подвиге благородного Лаворы гуляли по городу, и уже к обеду выяснилось, что мантикора он разорвал голыми руками, взяв перед этим за задние лапы, был трижды при этом ужален, но милостью Богов даже не чихнул ни разу после этого. Сэр Алан, которому докладывали обо всех устойчивых слухах, очень порадовался тому обстоятельству, что яд на него, оказывается, не действует.
Впрочем, радовался не он один. Молодые родители, у которых дети родились именно в этот день, отнесли предзнаменования и на свой счет тоже, так что нет ничего удивительного в том, что мальчиков, родившихся в этот день, называли, в основном, Аланами, а девочек Софиями и Констансами — ведь день рождения, это праздник и для матери, не так ли?
И само собой, у карманников тоже был на редкость удачный день.
У кого день был неудачным, так это у синешаля. В то время, как все собирались гулять и веселиться, он был вынужден заниматься последними приготовлениями к празднеству. Как всегда, что-то да шло не так, и к вечеру благородный Модена чувствовал себя неоднократно отжатым на сок лимоном, а ведь ему еще предстояло заведовать праздничным церемониалом всю ночь. При мыслях об этом сэр Гарольд только горестно вздыхал, и впадал в размышления о том, что он уже далеко не молод и пора бы уже в отставку.
Стража, «единороги», и контрразведчики тоже не дремали, но пока, до начала основных празднеств, воры и шпионы вели себя прилично, и не устраивали беспорядков.
Сэр Алан Лавора в этот день плюнул на все, и просто дал себе выспаться, пообещав оторвать голову любому, включая герцога, и, даже любимого кота, кто его разбудит. Всласть повалявшись в собственной постели, он ненадолго заглянул в свою Канцелярию, выслушал доклады, и, ехидно ухмыляясь, назначил на этот день начальника Первого стола исполняющим обязанности первого советника, после чего со спокойной душой пошел в термы, где вдрызг разругался с известным философом и ритором, мэтром Авлом Цицеро, который не нашел дня получше, и именно сегодня выдвинул очередную завиральную теорию о равенстве всех людей. В расстроенных чувствах он плюнул и на массаж и на куртизанок, решив, что только славный обед, и, непременно, в "Белом единороге", вернет покой его душе. Приняв такое решение, советник неторопливо направился в сторону дворца.
Отобедав, Лавора почувствовал, что его снова клонит в сон. Поскольку появляться на балу с помятой физиономией и красными глазами сэр Алан не имел ни малейшего желания, он вернулся домой, оседлал Шмеля, и до самого вечера носился верхами за городом. Шмель был счастлив. Лавора тоже.
Вернувшись ближе к сумеркам, первый советник снова вымылся, одел подготовленный для бала костюм (сэр Алан выбрал ради этого события костюм Доброго Поросенка, маска которого скрывала половину лица, но все же позволяла узнать первого советника), сел в паланкин и отправился на праздник.
По дороге какой-то нищий мальчишка попытался выклянчить у "доброго сэра" монетку, был отогнан слугами, но не отстал, плаксиво выпрашивая подаяние с расстояния, где носильщики достать его не могли. Лавора приказал остановиться, дал мальчишке серебряный полуимпериал, отчего бедолага впал в полнейшую прострацию и едва не забыл передать приготовленную записку, гласившую: "Ход пешками. Шах".
Во дворце сэра Алана уже поджидали второй и третий советники, одетые в костюмы орла и палача.
Черно-серебряный костюм благородного Витара был само изящество, а багровый костюм сэра Руджера намекал на выдержку и хладнокровие его владельца. Рядом с ними, одетый в веселенький легкомысленный костюм поросенка сэр Алан, выглядел дурак-дураком. Впрочем, именно такого эффекта он и желал добиться.
Поздоровавшись с баронами, благородный Лавора прошел в небольшую комнату во дворце, где их уже поджидала дюжина мужчин в разных, но при этом одинаково не сковывающих движения, костюмах.
— Итак, последние детали операции, — сказал сэр Рэндом, — Благородный Карено, ваши люди готовы?
— Да, — ответил тот, — Преторианцы охраняют внутренний периметр, городская стража — внешний. Всем офицерам дан приказ, никого не выпускать из дворца с одиннадцати часов до полуночи, а задерживать пытающихся уйти и докладывать вам.